Придон
Юрий Никитин «Троецарствие»
Серия «Троецарствие»
Часть вторая
Часть третья
Придон - великий герой, добывший меч бога Хорса, только в сердце его кровоточит глубокая рана. Он страдает от любви к прекрасной куявской царевне Итании, за одну улыбку которой не пожалеет и жизни.
Моим друзьям и недругам, с которыми так славно проводим время в Корчме!
Часть третья
Глава 8
Последние жаркие дни уходящего лета, площадь перед дворцом полили водой, удивительный и такой хороший обычай, воздух густой, пряный, с какой бы стороны ни подуло ветром. Если со стороны сада, то нежно и приторно пахнет розами, свежими листьями, если со стороны моря – то солоноватой свежестью.
Народ давно перестал пугаться артан, улицы даже поздними вечерами заполнены куявами. Снова торгуют, спорят, ругаются, сплетничают, перемывают кости соседям. Из окна дворца видно, как через площадь прошли группкой артане: высокие, поджарые, на их обнаженных до поясов телах переливаются жаркие отблески багрового заката. Их лица суровы и надменны, плечи развернуты, а спины прямые. У каждого через могучую грудь идет широкая перевязь со знаменитым артанским топором, из-за которого артан зовут народом Боевых Топоров, у всех на поясах слева висят ножи, которые хороши и в бою, и за столом.
Куявия стара, мелькнула неожиданная мысль. Может быть, стара и Артания, но Артания постоянно молода, как ящерица, что каждый год сбрасывает старую кожу, а Куявия не сбрасывает: вот эта кожа во множестве длинных и кривых улочек, где на каждом шагу лавки, кузницы, оружейные, винные, хлебные, скорняжьи, сапожные, где с трудом пробираются даже пешие, а телеги предпочитают двигаться по новым улицам, которым тоже сотни лет.
В Куябе множество храмов, капищ и простых жертвенников, здесь есть храмы даже чужих богов, не ведомых ни куявам, ни артанам, ни славам: поставили на свои деньги какие-то купцы, а куявы терпимы ко всем, кто их не примучивает к своему языку, привычкам или обычаям. Некоторые храмы даже выше и богаче, чем дворцы беров, но с княжескими даже им не сравняться: это в Артании богам почетное место, а здесь везде люди, везде торгаши, и чем богаче человек, тем богаче у него дом, тем кичливее и заносчивее он сам, тем наглее его челядь и похабнее родня.
Гулко распахнулись двери, Аснерд их всегда отворяет пинком, в зал вошло грохочущее, шумное, пахнуло сухой пылью, железом и свежей кожей. Аснерд еще издали распахнул руки:
– Что-то ты все у окна, аки красна девица!.. Может быть, все же на коня? Да поскачем?
– Куда? – спросил Придон тоскливо.
Аснерд обнял его, пощупал плечи, серые глаза пытливо всмотрелись в исхудавшее лицо.
– Гм… в самом деле, куда? От себя не ускачешь… Да хотя бы вокруг города! Черных башен нет, почему не пронестись, обгоняя ветер?
Придон ответил так же вяло:
– Вокруг города – это все равно на месте. Так не лучше ли вообще не подниматься в седло?
– Становишься куявом, – обвинил Аснерд. – Или как?
– Не знаю, – признался Придон. – Но что-то тревожно мне в этом большом городе. Душат меня эти каменные стены. Думаю, что ты был прав, когда настаивал, чтобы мы ушли из этой страны… Ведь уже доказали ей, что мы лучше!.. А как ты? И что-то я Вяземайта давно не видел…
Аснерд покачал головой, на всегда каменном лице на этот раз проступило осуждение и сочувствие разом. Он посмотрел Придону прямо в глаза.
– Даже не знаю, – произнес он, – хорошо ли, когда на троне тцар-герой…
Придон спросил встревожено:
– Что случилось?
– Ты, поглощенный своими страстями, даже не замечаешь, что творится. Вяземайт уже давно за сотни верст отсюда, в горах. Сразу же после совета и отправился. Не знаю как, но он умеет, когда захочется, шагнуть сразу за десятки верст. Только мне шепнул на прощанье, что у него есть одна хитрая мысль насчет горного народца… Ну, который в подземельях, на поверхность только в дождливые безлунные ночи, им даже свет звезд выжигает глаза, а кожа так прямо пузырится. Вяземайт откопал, что в давние времена куявы, когда пришли в эти земли, с подземным народцем торговали, даже заискивали, а потом, когда укрепились, стали сами добывать руду и ковать все необходимое, так намного дешевле, а куявы ради медной монетки удавятся. Вот Вяземайт и хочет сыграть на старой обиде…
Придон буркнул:
– Если даже осторожные куявы не считаются с этим бессильным народцем, то зачем они Вяземайту?
– Куявы – осторожный народ, – согласился Аснерд. – Они в самом деле все прикинули и сто раз посчитали. Верно, подземники им ничем навредить не могли. Так куявы и жили, росли, укреплялись, расширялись, уже совсем забыв про бессильных подземников, строили города, возводили вокруг городов высокие стены, наконец пригласили в свою страну могучих колдунов, а те построили эти ужасающие всех черные башни…
Он умолк, глаза хитро блистали. Придон спросил с недоумением и недоверием:
– И что же, Вяземайт пробует уговорить их подкопаться под башни? Чтобы завалить?
Аснерд кивнул:
– Хорошо мыслишь. В верном направлении. Правда, башни останутся. И колдуны останутся.
– А в чем же помощь?
– Догадайся, – ответил Аснерд. – Подумай. А то у тебя все мысли только об одном.
Он хлопнул его по плечу, посетовал, что обед затягивается, сообщил, что, ежели чего, он внизу на кухне, и ушел.
* * *
От тысячи Ральсвика пришли новости. Высоко в горах располагался Город Драконов, знаменитое на всю Куявию место этих крылатых тварей. Подойти невозможно, там, помимо узенькой тропки над пропастью, которую легко защищать против целого войска, еще и три черные башни колдунов. Сунулись только раз – трети войска как не бывало, колдун смел, будто огненным веником. Хотели возвращаться, но появился из ниоткуда Вяземайт, заставил идти снова. И – чудо! – все колдуны как вымерли, ни один даже не высунулся из башни. Поднялись наверх, порубили всех, Вяземайт что-то сказал непонятное про магическую воду, которую спустили вниз подземные рудокопы, но это все пустяки, а главное, что стремительным рывком удалось быстро захватить весь Город Драконов. Взяли и сожгли высокогорный город смотрителей драконов, перебили всех драконов, старых и малых, разорили их логова. От разбитых яиц ручей разбух и двое суток нес в себе желтую слизь, в которой часто виднелись полупрозрачные тельца неродившихся драконов. Всех уцелевших куявов заставили откалывать глыбы от каменных стен и заваливать ими котлованы. Когда все ямы были засыпаны, всех этих нелюдей, запятнавших свою человеческую честь и достоинство общением с мерзкими порождениями противников Творца, пришлось перерезать и побросать их трупы сверху в назидание тем, кто предаст Творца.
Отныне, сообщал Ральсвик, некому будет приручать драконов, а все секреты их обучения потеряны навеки. Однако выше отыскалась еще одна долина, холодная и негостеприимная, где нашли приют те пастухи драконов, которых не то изгнали, не то они сами ушли по неуживчивости и природной злобности. Руководит ими некий Иггельд, они там основали свою колонию, единственный проход в свою долину перекрыли стеной…
Придон не сразу вспомнил Иггельда, это тот, которого встретили у Антланца, милый и добрый парень, очень простодушный, ни о чем не может ни говорить, ни думать, кроме как о своих драконах. Еще тогда Антланец упомянул, что Иггельд в чем-то рассорился со смотрителями драконов, взял с собой одного детеныша, которого должны были убить как негодного, ушел с ним в дальние пещеры и сумел вырастить из него могучего зверя. Тогда к нему потянулся молодняк, кому осточертела опека старших, они там организовали свой собственный рассадник этой дряни…
– Но Иггельд, – рассказывал гонец, – успел поставить стену. Там в ущелье одно очень узкое место, стоит его перегородить… Иггельд поставил такую высоченную, разве что здесь, в Куябе, выше!
– И что? Не взяли?
– Нет, – признался гонец убито. – Наоборот, потери… У нас же ни катапульт, ни баллист! Даже лестниц нет, а нарезать из чего, из голых скал?
– Послать в помощь Ральсвику еще тысячу, – распорядился он раздраженно. – Стереть с лица земли и ту, последнюю гадость!.. Быстро и жестоко. Это здесь можем щадить этот жалкий народец, но те, кто общается с драконами, уже не люди, а сами чудовища.
Аснерд кивнул, глаза мерцали, как осколки слюды.
– Вряд ли ему понадобятся еще люди. Он и тот большой город захватил без потерь. Им лучше подкинуть теплой одежды… Хотя, конечно, могут все закончить и уже возвращаться, когда встретят высланный к ним обоз…
Перед глазами Придона предстали горные вершины, хрустящий снег, пронизывающий холод, он зябко передернул плечами.
– Да, – сказал он торопливо, – там… жутковато. А что, тысяча Ральсвика пошла как есть?
– А ты забыл, как торопил? Да еще по дороге наткнулись на остатки отрядов Одера, помнишь такого? Погнались за ними, незаметно поднялись в горы. А там до того драконьего града было рукой подать, не стали возвращаться.
Придон проворчал:
– Надеюсь, сняли одежду хотя бы с убитых. И в домах пошарили до того, как сжечь.
– Это вряд ли, – ответил Аснерд. – Сам знаешь наших героев. Сперва жгут, потом ищут в развалинах, что уцелело. Это зовется удалью!
Придон посмотрел подозрительно, у Аснерда не поймешь, когда говорит серьезно.
* * *
Вообще-то между ним и Вяземайтом словно черная кошка пробежала после того нехорошего разговора на военном совете, так что даже хорошо, что Вяземайт сразу после военного совета отправился в горы. И хотя да, Вяземайт жаждет сохранить его шкуру, и, возможно, у волхва есть далекие планы и на будущее Придона, потрясателя уже не Троетцарствия, а всего мира… ведь есть же где-то еще дикие страны, там тоже должны прогреметь копыта артанских коней, но все равно, все равно! Как смеет кто-то решать, как ему жить, как умирать?
Вяземайт вернулся неожиданно, без всякого шума, через городские ворота не проходил, а как-то под вечер появился сразу во дворце. Придон принимал беров Нижней Куявии, те привезти подать, доставили скот на прокорм войска и просили разрешения оттяпать у местного князя Долонца лесные угодья между рекой и городом. Они, дескать, в старину принадлежали им, но отец Долонца присвоил, пользуясь захватом власти в Куябе пришельцем Ютиггой и всеобщей смутой, а сейчас как раз время восстановить справедливость, да и самим артанам это в копилку, что блюдут старые правила, обычаи.
Придон слушал, набычившись, куявы говорят чересчур витиевато и многословно, Вяземайт появился в дверях обычный, будничный, обнаженный до пояса, словно и не бывал в промерзлых горах, с красивыми серебряными волосами до плеч, чисто вымытыми и оттого блестящими, с ходу понял, о чем речь, сказал с порога:
– Это слишком простые вопросы, чтобы ими загружать светлого тцара Артании!.. Конечно же, забирайте нашим именем. Не потому, что Долонец в свое время возглавил армию против нас, хоть и не воевал, а потому, что артане всегда за правду, справедливость и восстановление старых обычаев.
Куявы поклонились, вопросительно взглянули на Придона, тот хмуро кивнул, подтверждая, что да, вопрос слишком простой и ничтожный для его вмешательства, любой конюх решит, даже вон волхв и то понимает, и куявы, еще раз поклонившись, осчастливленные, поспешно удалились.
Вяземайт сказал с кривой улыбкой:
– Иные дела государства, кажется, куда проще, чем… личные, да?
Придон спросил хмуро:
– Ты о чем?
– Да брось, понимаешь. Все видят, как терзаешься. Плохо только, что и куявы не совсем слепые. Нехорошо, когда смешки. Хоть от наших, хоть от куявов. От куявов куда хуже. Тцар должен быть грозен и загадочен, а не смешон!..
Придон в раздражении прошелся взад-вперед по комнате, широкие плечи блестели, как начищенная медь, из-за влажного воздуха, перенасыщенного благовониями, кожа казалась натертой маслом, умащенной, как говорят куявы, и оттого все тугие мышцы выступали особенно красиво, вздувались, перекатывались под исцелованной солнцем кожей.
И только одно всякий раз бросало Вяземайта в дрожь: внимательный к мелочам, он чуть ли не единственный замечал, что под какими бы светильниками Придон ни проходил, никогда тень не бежала ни спереди, ни сбоку, ни сзади. Ее не было вообще.
– Пусть смеются, – прорычал Придон. – Артанский топор перерубил куявский меч, и наши прапора над всеми крышами реют!.. А их Итания в моей постели.
Он запнулся, в глазах метнулось смущение. Глаза Вяземайта двигались за ним, будто их соединяли с шагающим взад-вперед Придоном невидимые нити.
– Это ты хорошо сказал, – подбодрил Вяземайт. – Любовь – это не только трели соловья, но и скрип деревянного ложа. Скрип даже чаще, а потом только скрип – такова жизнь, и хорошо, что ты начинаешь это понимать… хотя сперва это горько и кажется чем-то нехорошим. А то, что она пока что с тобой холодна…
Придон сказал торопливо, спеша перебить Вяземайта, пока тот не брякнул что-то грубое, оскорбительное, нехорошее:
– Холодна?.. Да холодна ли жемчужина, попавшая в руки со дна моря, покрыта ли она вообще льдом, я ее не выпущу из ладоней! Я получил ее, получил! Завоевал, она здесь, рядом, всего через две комнаты. Я в любой миг могу пройти эти комнаты… и каких усилий мне стоит, чтобы этого не сделать!.. пусть холодна, но я люблю ее, я счастлив…
Он остановился, набирая в грудь воздуха, Вяземайт спросил негромко:
– А она?
– Что она? – не понял Придон. – Она тоже… счастлива. Ведь одним словом она восстановила мир и спокойствие здесь, во дворце, а потом и в самой Куябе!.. Ее благословляют куявы, ее любят артане. Она была и осталась высшей драгоценностью Куявии. Только теперь она засияла еще ярче.
Старый маг смотрел на него, как показалось Придону, с некоторой жалостью.
– Получил, – повторил он. – Да, ты ее получил… Но ты ее всего лишь получил.
– Получил, – сказал Придон зло, – завоевал! Захватил вместе с Куябой… и всей Куявией.
– Раньше ты говорил, – напомнил Вяземайт, – как сейчас помню, о своей любви.
Придон дернулся, как ужаленный.
– А как же иначе?.. Разве не во имя этой проклятой любви нее это… Разве наши страны не трясло, как… Я люблю ее, я люблю ее так же безумно, я сгораю.
Вяземайт долго смотрел на него сочувствующе, потом тихо обронил:
– Нельзя любить ни того, кого боишься, ни того, кто тебя боится.
Отворилась дверь, ввалился отдувающийся Аснерд. Он дожевывал большую кость с лохмотьями мяса, кивнул обоим, вытер масленые губы тыльной стороной ладони, Придон услышал скрип, словно точильным камнем с силой вели по лезвию топора, швырнул кость в дверной проем, там послышался вопль, и захлопнул дверь.
– Ну че у вас веселенького?
Вяземайт бросил на него сердитый взгляд, прошел мимо, дверь отворилась от пинка, Аснерд проводил волхва непонимающим взглядом.
– Че это с ним?
Придон остановился, буркнул:
– Не догадываешься?
Аснерд ответил со скупой усмешкой на огромном лице:
– Все хочет, чтобы ты повзрослел.
– А я что?
Аснерд оглядел его с головы до ног.
– Ну, если для схватки в двобое, то лучше тебя нет бойца во всех трех тцарствах. Может быть, и на всем белом свете нет. А то и на том, что внизу. Но Вяземайту хочется выжать из тебя все, на что годен, чудак!
Придон опять не понял, шутит ли, на всякий случай хмыкнул.
– На что я годен, сам знаю. А он что хочет?
– Сделать тебя тцаром.
– А я кто?
Аснерд удивился:
– Я ж сказал, лучший боец на свете!
– А тцар?
– Ну, тцар… Сам посуди, какой из тебя тцар? Ты даже не знаешь, сколько зерна в этом году продали Вантиту. А это важнее, чем какую армию собрал, сколько городов захватил… К счастью, у нас тцар что-то вроде вожака наемной шайки. Только что не из чужих, а своего выбираем. А у Вяземайта задумка есть… Хитрый он, хитрый! Потихоньку старается раскрыть тебе глаза.
Придон пожал плечами.
– На что? Старается доказать, что я на самом деле не люблю Итанию? А зачем это ему?
Аснерд ответил беспечно:
– А кто их, волхвов, поймет? Может быть, тогда станешь замечать, сколько зерна собрали, какие где новые города заложить… Слушай, а что нам то несчастное гнездо Иггельда? Да пусть там сидит! Пока к нему доберешься, половину конницы потеряешь только при подъеме. Там такие узкие тропки над пропастью, что самые отважные храбрецы бледнеют… Ну не привыкли мы по горам лазить! Степь – вот наше поле! В Степи никто против нас не устоит.
– Это опять шутишь? – спросил Придон недоверчиво. – Да нам обоим Вяземайт голову прогрызет! Опять начнет про артанскость… Да и в самом деле, там же драконы. Последние драконы на свете, у нас в Артании давно истребили, нет их в Славии, Вантите… Нет, Аснерд, с драконами надо довести до конца. Да останутся на земле только те твари, которых создал сам Творец! Мы всего лишь выполняем его волю.
* * *
Комментариев нет:
Отправить комментарий