(в которой для Иа-Иа строится домик на Пуховой Опушке)
Однажды, когда медвежонку Пуху делать было совершенно нечего, он, подумывая о том, чего бы такого сделать, решил сходить в гости к своему другу Пятачку, чтобы посмотреть, что же в это время делает поросенок.
Шел снег, и Пух топал по заснеженным лесным тропинкам и думал, что Пятачок, наверное, сидит сейчас в Большом Доме у самой печки и греет лапки. Поэтому Винни-Пух очень удивился, обнаружив, что дверь дома Пятачка открыта, и чем дольше он смотрел внутрь, тем больше ему казалось, что Пятачка там нет.
«Он ушел, — огорчился Пух. — Поэтому его и нет дома. Обидно. Теперь придется пойти погулять одному и подумать, куда это он подевался.»
— Но сначала, решив внести полную ясность, он позвонил громко-громко... и стал ждать, когда же Пятачок не ответит окончательно. Чтобы не замерзнуть, Пух стал подпрыгивать, и тут в голове у него что-то возникло. «А что, очень приличная пухтелка», — подумал медвежонок. Звучало это примерно так:
Иду вперед
(Тирлим-бом-бом),
И снег идет
(Тирлим-бом-бом),
Хоть нам совсем-
Совсем не по дороге!
Но только вот
(Тирлим-бом-бом)
Скажите, от-
(Тирлим-бом-бом),
Скажите, от
Чего так зябнут ноги?
«Тогда я сделаю вот что, — решил Винни-Пух. — Первым делом забегу домой, узнаю время и, может быть, одену шарфик. А потом пойду проведаю Иа-Иа и, заодно, спою ему это».
И он помчался к себе домой. По дороге Пух всё время думал о новой пухтелке, которую нужно было хорошенько подготовить для Иа-Иа, поэтому, увидев Пятачка, сидящего в лучшем Пуховом кресле, он долго не мог сообразить, к кому же домой он пришёл.
— Привет, Пятачок, — сказал он. — А я-то думал, ты куда-то ушел.
— Нет, — ответил Пятачок, — если кто-то куда-то и ушел, то это ты.
— Возможно, — сказал Пух. — И все-таки, я думаю, один-то из нас наверняка дома.
Он взглянул на часы, которые вот уже несколько недель показывали без пяти одиннадцать.
«Ой-ой-ой, уже почти одиннадцать, — ужаснулся Пух. — Самое время чуть-чуть чего-нибудь». И он полез в буфет.
— А потом, Пятачок, мы пойдем и споем мою песню Иа-Иа.
— Какую песню, Пух?
— Ну, песню, которую мы собираемся спеть Иа-Иа, — пояснил Пух.
Когда через полчаса Винни-Пух и Пятачок отправились в путь, часы все еще показывали без пяти одиннадцать. Ветер утих и снежинки, устав бегать друг за другом по кругу, тихонько падали, подыскивая уютное местечко для отдыха. Некоторым из них очень приглянулся Пухов нос, другим же он совсем не нравился. Вскоре Пятачок был тщательно укутан белым пушистым шарфом, а таких больших сугробов за собственными ушами, он еще никогда не ощущал.
— Знаешь Пух, — наконец произнес Пятачок нерешительно, потому что ему не хотелось, что-бы Пух подумал, что он испугался холода, — я вот о чем подумал. Может, нам лучше пойти домой и хорошенько отрепетировать твою песню, а потом спеть ее Иа-Иа? Завтра или... или еще когда-нибудь, ну, когда мы его случайно встретим?
— На редкость удачная мысль, Пятачок, — сказал Пух. — Мы будем репетировать в дороге. А дома репетировать у нас не получится, потому что такие песни запевают только выйдя за порог. Это специальная Зимняя Запорожская Песня.
— Ты это точно знаешь? — спросил Пятачок с тревогой.
— Да ты это сам поймешь, когда услышишь, потому что там самая первая строчка: «Иду вперед (тирлим-бом-бом)».
— Тирлим что-что?
— Бом-бом, — сказал Пух. — Я вставил это для того, чтобы было понятно, что это пухтелка. «И снег идет (тир-лим-бом-бом), хоть нам...»
— Но ты же пел «вперед».
— Да, но «вперед» было раньше.
— Раньше тирлим-бом-бома?
— Тирлим-бом-бом тирлим-бом-бому рознь, — сказал Пух, чувствуя, что и сам уже запутался. Сейчас я спою все вместе, и ты поймешь. И он запел:
Идем
Вперед
(Тирлим-бом-бом),
И снег
Идет
(Тирлим-бом-бом).
Хоть нам совсем-совсем не по дороге!
Но только
Вот (тирлим-бом-бом)
Скажите,
От- (тирлим-бом-бом)
Скажите,
Отчего так зябнут ноги?
Пух вложил в пухтелку всю душу и, когда спел последнюю строчку, подумал, что, пожалуй, теперь песня стала еще лучше. Он ждал, что Пятачок скажет, что из всех Зимних Запорожских песен, которые он, Пятачок, слышал, эта, без сомнения, самая лучшая. Но Пятачок, тщательно взвесив каждое слово, очень серьезно произнес:
— Пух! Не так ноги, как уши!
Между тем, они уже подошли к Самому Заброшенному Месту, где жил Иа-Иа. Пятачок уже очень устал носить за ушами такие большие сугробы, поэтому, чтобы сделать уборку, они свернули в маленькую сосновую рощицу и уселись на низенький заборчик.
Снег уже не падал, но было очень холодно. Чтобы согреться, друзья шесть раз спели новую пухтелку. Пятачок исполнял «тирлим-бом-бом», а Пух все остальное, при этом в тех местах, где без этого было не обойтись, они колотили по забору веточками.
Когда они согрелись настолько, что снова могли разговаривать, Винни-Пух сказал:
— Я тут кое о чем подумал, и подумал я вот о чем: я подумал об Иа-Иа.
— Что об Иа-Иа?
— Бедному ослику совсем негде жить.
— Совсем, совсем негде, — согласился Пятачок.
— У тебя, Пятачок, есть дом. У меня есть, и это очень даже неплохие дома. У Кролика есть дом, у Совы есть, и у Кенги, и у Кристофера Робина, и даже у всех Родных и Близких Кролика есть дома или что-то в этом роде. И только у несчастного Иа-Иа ничего нет. Так вот о чем я подумал: давай построим ему дом.
— Да, — сказал Пятачок, — это ты здорово придумал. А где мы будем его строить?
— Строить будем здесь, — сказал Пух. — В этой рощице. Во-первых, здесь нет ветра, во-вторых здесь я об этом подумал. Мы назовем это место Пуховой Опушкой и построим на Пуховой Опушке Дом Иа-Иа из Прутиков.
— Спасибо,Пятачок, — сказал Пух. — Ты оказал нам Неоценимую Услугу. Я бы мог даже назвать это место Пуховопятачковой Опушкой, если бы «Пухова Опушка» не звучала лучше. Потому что она короче и больше похожа на опушку.
И они слезли с забора и отправились за прутиками.
Все утро Кристофер Робин провел дома, быстренько сплавав в Африку и обратно. Он только-только покинул корабль, как вдруг в дверь постучал... Иа-Иа. Кристофер Робин открыл дверь и вышел наружу.
— Привет, Иа-Иа, — сказал он. — Как дела!
— Снег идет и идет, — тоскливо сообщил Иа-Иа.
— Это точно.
— И холода стоят.
— Да?
— Да, — сказал ослик. — Хотя, нельзя не отметить, — он попытался улыбнуться, — землетрясения беспокоят нас все реже и реже.
— Что-нибудь случилось, Иа?
— Ничего, Кристофер Робин.
Ничего особенного. Наверное, и ты не видел здесь дома или чего-нибудь в этом роде?
— Какого дома?
— Обычного дома.
— А кто в нем живет?
— Я. Я думал, что я. Но, судя по всему, я там больше не живу. В конце концов, не всем же жить в домах.
— Я не знаю, Иа-Иа, я всегда думал, что...
— Я не знаю почему, Кристофер Робин, но из-за всего этого снега и так далее, не говоря уже о сосульках и всем остальном, в чистом поле не так жарко в три часа ночи, как некоторые себе думают. Нет, там духота, если ты понимаешь, о чем я говорю, особых беспокойств не доставляет. Не как в бане. По-честному, Кристофер Робин, — ослик перешел на шепот, — строго-между-нами,-если-ты-никому-не-скажешь, там прохладно.
— Ой, бедненький ослик!
— Ия сказал себе: «Кое-кто расстроится, если я замерзну. У них нет мозгов, ни у кого из них, в голове у них одна серая вата, да и то по ошибке. Они не умеют думать, но если снег будет идти еще недель шесть, да, шесть или семь недель, даже кто-то из них скажет: «А ведь ослику Иа-Иа не так жарко в три часа ночи, как нам казалось». И они придут посмотреть на Иа-Иа. И они очень огорчатся».
— Ой, бедненький ослик, — сказал Кристофер Робин, который уже очень огорчился.
— Я не имею в виду тебя, Кристофер Робин, ты не такой, как они. Теперь ты не станешь удивляться, если я скажу тебе, что построил себе дом.
— Правда? Вот это здорово!
— Конечно, здорово, — уныло сказал Иа-Иа, — но когда я покинул его сегодня утром, он был, а когда вернулся, его уже не было. Не стоит придавать этому значения, все всем понятно, ведь это был всего лишь дом Иа-Иа. Просто интересно.
У Кристофера Робина не было времени удивляться. Он забежал домой, мигом одел теплую шапку, пальто и обул теплые ботинки.
— Пойдем, посмотрим, — сказал он ослику.
— Иногда, — сказал Иа-Иа, — когда люди забирают у какого-нибудь лица дом, там остается кусочек-другой, который никому не нужен, и они с радостью возвращают их этому лицу, если ты понимаешь, о чем я говорю. Вот я и подумал, что если мы сейчас пойдем...
— Пойдем, пойдем, — сказал Кристофер Робин.
И они пошли очень быстро, и очень быстро пришли к тому месту, где кончался луг и начиналась рощица, к тому месту, где раньше стоял дом Иа-Иа.
— Вот, — сказал ослик. — Ни прутика не осталось. Зато, нужно отметить, остался весь этот снег, с которым я могу делать все, что хочу. Жаловаться не приходится.
Но Кристофер Робин уже не слушал Иа-Иа.
— Ты что-нибудь слышишь? — спросил он.
— Что там? Кто-то смеется?
— Тихо!
Они прислушались и услышали чей-то бас, ворчащий о том, что он идет, и снег идет, и что им совсем не по дороге, и чей-то тоненький голосок, тирлимбомбомкающий время от времени.
— Это Пух! — обрадовался Кристофер Робин.
— Не исключено, — сказал Иа-Иа.
— И Пятачок!
— Возможно, — не стал спорить ослик. — Жаль только, что он не умеет брать след.
Внезапно слова песни изменились.
— Наш дом готов! — пел бас.
— Тирлим-бом-бом, — подтягивал пискливый голосок.
— Прекрасный дом...
— Тирлим-бом-бом...
— Я сам охотно жил бы в нем!..
— Тирлим-бом-бом!
— Пух! — закричал Кристофер Робин.
Пение смолкло...
— Это Кристофер Робин, — запрыгал от счастья Пух.
— Они там, на том месте, где была куча прутиков, — догадался Пятачок.
— Побежали, — скомандовал медвежонок.
Они перепрыгнули через забор и помчались вокруг рощицы. Всю дорогу Пух кричал о том, как он счастлив видеть Кристофера Робина.
— Ой, и Иа-Иа здесь, — сказал Винни-Пух, как только закончил обниматься с Кристофером Робином. Пух ткнул локтем Пятачка, Пятачок Пуха, и они одновременно подумали о том, какой замечательный сюрприз приготовили ослику.
— Привет, Иа-Иа!
— И тебе привет, Пух, а по четвергам дважды.
Не успел Пух спросить, почему же именно по четвергам, как Кристофер Робин начал рассказывать печальную историю потерянного дома Иа-Иа. Пух и Пятачок слушали, и глаза их открывались все шире и шире.
— Где, ты говоришь, он был? — спросил Пух.
— Именно здесь, — сказал Иа-Иа.
— Из прутиков?
— Именно из них.
— Ой-ой-ой, — сказал Пятачок.
— Что? — спросил ослик.
— Я просто так сказал «ой-ой-ой».
И чтобы показать, что он сделал это просто от переполнявшей его радости, поросенок пару раз тирлимбомбомкнул так радостно, как только мог.
— А ты уверен, что это был дом? — поинтересовался Пух. — Я имею в виду, ты уверен, что дом был здесь?
— Абсолютно! — заверил ослик и пробурчал, — вообще уже, полное отсутствие мозгов.
— А в чем дело, Пух? — спросил Кристофер Робин.
— Понимаешь, — начал Пух, — по правде говоря... — сказал Пух, — если по-честному... — сказал Пух, — видишь ли, там почти пал здесь... — сказал нух, но что-то подсказало ему, что объясняет он не очень толково, и он снова подтолкнул Пятачка локтем.
— Почти как здесь, — поспешно сказал Пятачок.
— Только теплее, — добавил он после долгого раздумья.
— Что теплее?
— Ну там, с другой стороны рощи. Там, где дом Иа-Иа.
— Мой дом? — удивился ослик. — Мой дом был здесь.
— Нет, — отрезал Пятачок, — с другой стороны рощи.
— Потому что там теплее, — добавил Пух.
— Но я хотел бы знать...
— Пошли, посмотрим, — просто сказал Пятачок и пошел первым.
— Не могло же здесь быть двух домов, — рассуждал Винни-Пух. — Во всяком случае, не так близко.
Они обошли рощицу и увидели Дом Иа-Иа из прутиков, с виду замечательно уютный.
— Ну что? — торжествовал Пятачок.
— Внутри еще лучше, — заверил Пух с гордостью.
Иа-Иа зашел в дом... и снова вышел.
— Удивительное рядом! — сказал он. — Это мой дом, я построил его там, где говорил, но его, видимо, унесло ветром. Ветер перенес его целехоньким через рощицу и опустил здесь. Он такой же, как и был, а местами даже лучше.
— Гораздо лучше! — сказали Пух и Пятачок хором.
— Вот образчик того, чего можно достичь, если не лениться, — сказал Иа-Иа. — Ты видишь, Пух? Ты видишь, Пятачок? Острая Мысль и Упорный Труд! Смотрите! Вот так строятся дома! — гордо говорил Иа-Иа.
На том они и простились.
Кристофер Робин пошел обедать со своими друзьями Пухом и Пятачком. По пути приятели рассказали ему о Чудовищной ошибке, которую они совершили, а отсмеявшись, они втроем запели Зимнюю Запорожскую песню и распевали ее до самого дома. Пятачок не был до конца уверен в своем голосе, поэтому только тирлимбомбомкал.
«Некоторым это кажется пустяковым делом, — думал он, — но далеко не каждый поросенок сможет тирлимбомбомкать так, как это делаю я!»
Комментариев нет:
Отправить комментарий